Полина тяжело вздохнула, улыбнулась как можно бодрее.
— Возможно, матушка. Наверное, надо идти, не хочу, чтобы у вас были неприятности из-за меня.
— Куда это ты собралась? — спросила настоятельница строго. Она была еще красива, хоть ей и было сильно за 50, но в лице ее было что-то светлое, как у строгой, но любимой всеми детьми учительницы. — Мы тебя еще не долечили, а в тюрьме какая там медицина? Тем более что правил никто не отменял. Вот откроются перед ними ворота — пустим, а пока пусть стоят.
— А если штурмовать начнут? — осторожно поинтересовалась Полли.
— Что штурмовать? Обитель? — настоятельница так искренне удивилась, что даже всплеснула руками. — Да ты что, там же самоубийц нет. К тому же…неужто ты натворила такое, что за это могут начать штурм?
— Могут, — уныло кивнула Полина. — Натворила.
Матушка внимательно посмотрела на нее.
— Рассказать не хочешь?
Полина повертела головой, сжала руки на коленях.
— Неа…Теперь выдадите, да?
— Глупая девочка, — улыбнулась настоятельница. — Отсюда мы «выдать» никого не можем. Ворота либо открываются, либо нет. Если очень захочешь — попробуешь. Но пока — лечись, а то там их целая толпа расположилась, злые все, нервные какие-то. Мужчины, одним словом. Ты подожди, сейчас они еще лагерь разобьют, отдохнут, выспятся. И начнут себя у Ворот пробовать. Вот тогда повеселимся.
Четвертая принцесса смотрела на женщину, чуть ли не открыв рот, и та рассмеялась.
— Ты что, думаешь, ты первая нарушительница закона, которую скрыла обитель? Не бойся, девочка. Сюда просто так никто не попадает. Значит, на то была воля Богини. И выйдешь ли ты отсюда — тоже решит она.
Полли невольно глянула на спину статуи маленькой и сильно беременной Божественной воды. Впадинка позвоночника слегка напоминала знак вопроса. Вопросы крутились и у нее в голове. А еще внезапно очень захотелось есть, так, что желудок забурчал.
— Пошли, — улыбнулась матушка, — попрошу у поварих, покормят тебя.
— А как же эти? — Пол мотнула головой в сторону ворот.
— А куда они денутся? Хотя…, - женщина задумалась, — и правда…Надо попросить старую Умилу вынести им еды и питья. Жалко их, голодные, наверное, потому и злые. А ночью холодно будет…
— И одеял, — попросила Полли.
— Хорошо, девочка, — серьезно согласилась настоятельница. — Не уйдут они, сказали. Ждут, что ли, чего-то?
— Или кого-то, — пробормотала принцесса, обхватывая себя руками. Она-то точно знала, кого они ждут.
Вояки действительно расположились лагерем, и теперь из-за стен слышалась громкая мужская речь, загадочные звуки, звоны, тянуло запахом костра. Кто-то купался в озере, подходящем почти к стенам, слышались плески и охи. Вода-то была уже свежее некуда. Хотя, наверное, для закаленных бермонтцев, у которых зима начинается в ноябре, а заканчивается в апреле, она была в самый раз.
Женщины обители тоже прислушивались к этим голосам, переговаривались, улыбались как-то выжидательно. Вообще в воздухе вдруг сильно повеяло весной, хотя октябрь никто не отменял. Полина недоумевала, но наблюдала с удовольствием.
Днем она долго спала, все-таки организму нужно было восстанавливаться. А когда вечером после ужина и уколов снова вышла во двор, обстановка опять изменилась. Женщины почти все разошлись по кельям, хотя, по предположениям Пол, они должны все были толпиться у Ворот, чтобы «поймать» первого, перед кем они откроются. Так что во дворе было пусто и тихо. А вот с той стороны слышался мужской смех и подбадривания. Видимо, пробы Ворот шли полным ходом. Иногда кто-то выкрикивал ритуальную фразу, и потом устанавливалась такая тишина, что слышно было, как ветерок гуляет в кронах елей да озерная вода плещется у берега. И потом разочарованный гул, похлопывания — видимо, по плечу неудачника, ободряющие слова. Проходило некоторое время, и снова какой-то отчаянный пытался получить благословение Богини.
Полли даже заскучала, да и попытки становились все реже, то ли запал кончился, то ли осознали серьезность момента.
— Ну-ка, я попробую, — раздался с той стороны голос, и вояки опять расшумелись, правда, несколько удивленно.
— Богиня, прими меня в Обитель и дай свое благословение! — рявкнул тот же голос, будто отдавал команду, и вот Полина на месте Богини бы струхнула. Ворота, видимо, тоже испугались, заскрипели, застонали, и стали открываться внутрь, а за ними обнаружился застывший военный лет сорока пяти, с непередаваемым выражением обалдения на лице. Он так и стоял, и стоял, и смотрел внутрь, пока не зашумели его соратники: «Ну же, командир, иди! Иди, раз открыл!»
Тот шагнул внутрь, и Пол, сидевшая как раз напротив ворот, несколько напряглась. Но мужчина словно не видел ни ее, ни других женщин во дворе. Он уверенно прошагал в сторону келий и скрылся за дверями. А Ворота с таким же душераздирающим звуком стали закрываться.
— Интересно, к кому она его повела? — тихо спросила одна из сестер, и вторая пожала плечами.
— Узнаем.
Полине тоже было очень любопытно, но она постеснялась проверять. Вместо этого пошла в свою комнату — разболелись мышцы, и хотелось поваляться, почитать. Так и заснула, слушая редкие выкрики бойцов и равнодушное молчание Ворот.
А с утра она снова проснулась от гулкого звука молотка. Полежала, послушала. Мимо окна быстро прошла настоятельница, о чем-то заговорила у ворот. Разговаривала долго, терпеливо, Полина и умыться успела, и одеться, и в столовую сходить, и рентген сделать, и утренний укол в попу получить. А когда вернулась — матушка ждала ее в келье.