Королевская кровь. Книга 2 - Страница 32

Девушки смотрели с какой-то смесью ужаса и неодобрения, а Зара сказала:

— Зачем вы так? Он же добрый, хоть и строгий, и побаиваемся мы его иногда. Но никого из нас никогда не обижал. И, — добавила она мечтательно, — как мужчина он выносливый и ласковый.

— Он увез меня от моей семьи, из моей страны, — попыталась, как ребенку и непонятно зачем объяснить Ани, сделав вид, что не услышала последней фразы, хоть именно на ней девушки закивали и разулыбались. — Против моей воли, понимаете? Хочет сделать меня своей женой, а я не хочу.

— А почему? — полюбопытствовала старшая.

Как объяснить так, чтобы было понятно?

— Он мне чужой, я его не знаю. И я домой хочу. Вы говорите, что можете уйти, когда захотите, а я не могу. А дома — родные, обязательства.

— У ваших женщин слишком много обязательств, — рассудительно проговорила нани-шар, до этого жадно слушавшая о положении женщин в их стране, и Ангелина поняла, что некоторые культурные различия не преодолеть за несколько часов общения. Попрощалась, поблагодарила за компанию, и медленно пошла к себе. Чтобы никому не показалось, что она спешила.

Стол был накрыт, и в кресле ждал ее Нории. Спокойно ждал, не высказав ни неудовольствия, ни гнева ее поведением. Видимо, подумалось ей, готов терпеть что угодно, только чтобы она согласилась. Она в своей прошлой жизни регулярно общалась с особами королевской крови, в истоках родов которых стояли Боги. И никто из них не был и не мог бы быть покорной овечкой, потому что божественная энергия создавала совершенно определенный темперамент. Да, отличающийся друг от друга, со своими сильными и слабыми сторонами. Но никогда — покладистый.

Даже самый сдержанный из них, император Йелоувиня, который, казалось, годами мог сидеть на троне с одинаково безразлично-улыбчивым выражением лица, по слухам, иногда срывался так, что летели головы, а Небесный дворец, пострадавший от буйства стихии, приходилось отстраивать заново.

Да и что далеко ходить, сама она, несмотря на все самообладание и соблюдение норм этикета нет-нет да впадала в приступы фамильного гнева, которые могла погасить только мама. Правда, это было давно. А уж вспомнить темперамент матушки…дворцовый люд иногда ходил чуть ли не на цыпочках, склоняя голову, и разговаривая исключительно шепотом.

Поэтому не верила она в это спокойствие, каким бы убедительным оно не было. И держалась настороже. Но это не означало, что не нужно признавать свои ошибки. Хотя сделать это иногда труднее, чем прыгнуть с обрыва вниз.

Принцесса под внимательным взглядом зеленых глаз уселась в подушки, выпрямила спину:

— Тен Валлерудиан, мне жаль, что я была резка с вами.

Она так и не сумела сказать «Извините». Но дракон кивнул, взял ее тарелку.

— Что ты будешь?

— Я не хочу есть, — прозвучало опять резко, и она добавила, — ваш гарем закормил меня сладким. Может, позже.

— Тебе понравилось с ними общаться? — спросил серьезно, ставя тарелку обратно.

— Это было…познавательно, — уклончиво ответила она. — Они много рассказали о ваших обычаях, было очень интересно. Кое-что даже удивило.

— И что же?

Он снова жмурился, может, у него со зрением проблемы?

— То, что они свободны в передвижениях и могут уйти, когда захотят. В Эмиратах, это страны южнее Песков, за морем, — он кивнул, показывая, что знает, — женщин сторожат, как сокровища, без разрешения мужа или старшего мужчины в семье они не могут выйти на улицу, обязательно должны покрывать голову и лицо. Им запрещено учиться в школах и работать. Я думала, здесь та же система.

Он чуть улыбнулся, словно подсмеиваясь.

— И что тебя заставило так думать?

А действительно, что?

— У вас похожая архитектура зданий, мозаики, фонтаны в помещениях. Служанки ходят в платках или повязках, слуги вас боятся, — она вспомнила, как переживал слуга за то, что кровь пришлась не по вкусу и снова почувствовала отвращение. — На улице я женщин не видела, только мужчин. Хотя я могла бы сообразить, ведь владелец сарая спокойно предоставил мне комнату, безо всяких вопросов. Да еще и гарем…

— Архитектура в жарких странах похожа, потому что служит защитой от солнца, — начал объяснять Нории. — Купола и белые стены дают необходимую прохладу, узкие окна не пропускают зной в дом, а фонтаны насыщают сухой воздух влагой.

Логично.

— Служанки ходят в платках и повязках по той же причине, что и горничные и официантки в ваших отелях прячут волосы под такие смешные шапочки. Это ги-ги-е-ни-чно.

Некоторые слова он выговаривал нараспев, словно по слогам.

— Слугам бояться я запретить не могу, но это суеверия. Поверь, я их не бью и не убиваю.

— Я и не думала, — пробормотала она.

— На улице ты не видела женщин, потому что была ночь, — продолжал он объяснять, словно элементарные истины, но она уже поняла, что сделала неверные выводы. — Хотя, если б ты попала на базар, который не спит в любое время суток, ты бы увидела там торговок. Мужья не запрещают работать, если женщина этого хочет. Но большинство не хотят, мужья их содержат, они воспитывают детей, хозяйничают в доме и вполне счастливы. А что касается гарема…видимо, просто у вас в языке нет более близкого перевода. Это большая ответственность.

— Главы родов Города посылают ко мне старших дочерей или внучек, и я не могу их не принять, — Нории тоже ничего не ел, видимо, не стал, потому что она отказалась. — Иначе это будет оскорблением для них, они будут считать, что чем-то меня прогневили. Мне проще принять и обеспечить им условия, чем убеждать каждого старика, готового довести себя до инфаркта, или отца, готовящегося к самоубийству от позора, что это не потому, что я ими не доволен, а потому, что мне не нужно столько женщин при дворце. Это традиция, а перед традицией мы бессильны.